Одалиска (историческая притча)

1.

С того дня, когда тебя выбрал, пери,

миру деспот – вам полубог,

у твоих послушно легла империя

гладких, полненьких, резвых ног.

Щёки нежные рдянее роз Дамаска,

в страстном танце бёдер широких пляска,

невысокая – всё при ней,

усладительнице очей.

Недалёкая пухлая одалиска,

в детстве проданная отцом,

ты мечтала когда-нибудь, что так близко

будешь видеть Грозы лицо?

Господин зовёт тебя каждой ночью,

позабыв, похоже, про жён и прочих.

Во дворец переселена,

ты почти что его жена.

Плов, щербет и кофе, кальян и сласти –

репетировать недосуг,

если юной хозяйке охота страсть как

погонять и построить слуг.

Наконец, в носилки не без сноровки

ты садишься в ярких своих обновках,

до отъезда перехватив                          

пахлавы кусков до пяти.

В восхищенье пиршественная зала:

каждый танец неповторим.

Омывать сердца свирель не устала,

барабан отбивает ритм.

Под рукой у визиря лохматый пёсик,

а девчонка, налитая, словно персик,

в танце вьётся, летит, плывёт,

страстно вскидывая живот.

Плеск оваций. Запышка вспотевшей девы.

Место рядом с владыкой – с Ним.

О тяжёлые детские годы, где вы? –

не забыть бы помочь родным.

Ночь. Султанская спальня. Краса Востока,

чтоб удачу свою не спугнуть до срока,

зная вкусы Грозы Земной,

опустилась к нему спиной…

2.

С того дня, когда тебя выбрал, пери,

миру деспот – вам полубог,

ты в телесности новой достигла меры,

о восточный пряный цветок.

До полудня сон, и застолья ночью.

Как от этой жизни в часах песочных

нежным колбам не отрасти?

О, умеренность форм, прости!

Ах, у Солнца Вселенной вкус переменчив,

на Проливах его рука.

Громче радостный шёпот забытых женщин,

и отставка недалека –

не зовёт. Ты рассеянно слышишь тосты,

в шубки кутаешь свой растучневший-толстый.

Пляшешь редко и кое-как,

приказав создать полумрак.

Омывая тебя, прошептала нянька,

с кожей тёмной, как кипарис:

«О ханым, я знакома с дворца изнанкой.

Моя пчёлка, взгляни-ка вниз:

своего уже не увидишь жала,

для султанских чресл тяжела ты стала.

Он ведь хлипок» — «Чочук, беда».

«Что скажу, будешь делать?» — «Да».

Побережье безлюдно. Прибой и пена.

Ярким шаром плывёт луна,

словно ищет подругу себе Селена,

одинокую, как она.

Над Босфором звёздное небо глухо.

 Рядом пышная девушка и  старуха.

«Ай!» — неслыханные дела! –

нянька плетью её ожгла.

«За богиней на убыль беги!» Вдоль моря,

сбросив всё, сквозь слёзы и смех,

одалиска с луной, красотою споря,

перешли на неспешный бег.

Две богини, две женщины – то не ересь –

обнимаясь, шутя, животами мерясь,

как подруги бегут, смеясь,

наготы своей не стыдясь.